Море рушит тела и камни, не щадящее никогда. Только собственными руками в омертвевшие города загоняешь себя зачем-то, без поддержки, без взгляда вне. Мы всего лишь эксперименты, мы не выше, не наравне, нам дышать раскаленной пылью и гордиться хоть так собой.
Мы не те, кем когда-то были.
Мы рожденные на убой.

Выворачиваться, стараться, погордиться собой слегка. По тропинкам Канад и Франций в бой идущего старика представлять на своем же месте, усмехаться, когда темно. Это больше, чем дело чести — называться тобой и мной. Выжигать себя без остатка, будто лампу на сотни ватт.
В этом мире не все в порядке.
Мы не кончили воевать.

Напиваться и забываться тоже лучшая из защит. На каналах радиостанций голос множится и трещит, расползается, как саркома, по сознанию через СМИ. Это просто и так знакомо — как младенца, баюкать мир. Это просто — держать в ладонях сотни нитей привычной лжи.
Боль не станет уже бездомной,
Но она позволяет жить.

Что по плану? Усталость вторит, и насмешки ее тихи: недопрожитые love-story, ненаписанные стихи... Малой кровью, киваешь гордо, загоняя поглубже вой. Мы проходим опять сквозь город, для других — не для нас — живой. Через кончики пальцев хлынет ткань реальности, как песок.
Воздух, едкий как вкус полыни,
Тоже вдавливает в висок.

Всё кончается. Мир однажды встанет, новых людей ища. Мы, захлебываясь от жажды, в отголосках чужих "прощай", укрепляем упрямо связи, что протянуты промеж душ. Ты поверишь в меня не сразу, только помни — я верю, жду там, где нет ни Христа, ни Будды, только сцепленных рук приют.
Нажимай на курок, ты будешь
Там
где
больше
не
предают

Я же баба, а значит, дура, а значит, грабли — наше всё.
Заавадьте меня, милорд, или хотя бы забвением приложите, потому что меня несет со страшной скоростью, с какой ни гиппогрифы, ни даже эти ваши метлы не летают.
И упарывает, невыносимо упарывает, только не в игру, а в личное, ну у кого уж какие триггеры, у кого уж какие потребности, и нам нужно напиться, нам очень нужно напиться, слышите, мой лорд, иначе я не вынесу и рассыплюсь на тысячу, на миллион радостных кусочков.
Матерь-богиня, ну куда ж ты смотрела-то?

даже если потом ничего и не вспомнится,
останутся хоть бы дурные стихи.
и, лаская клавиши, будто кожу любовницы,
впечатываешь себя в эфир.

сколько можно шататься, грустить межбуквенно,
межреберно, как немой.
даже пусть никому не нужны те звуки, но
нужны явно тебе самой.

Кроет со страшной силой это когда ты даже эпизод на ролевой собралась играть в стихах, благо, ты там оказалась не одна такая чокнутая. И это прекрасно.
И это жутко.
Тебе ли не знать, что стоит за вдохновением, какие дыры оно проедает в плоти, невидимые и бескровные, но болящие ничуть не меньше.
Это скоро кончится.
Пожалуйста, пусть это скоро кончится.

ужасное время. казалось бы, как посметь,
дышать, и любить, и надеяться на иное.
сквозь кончики пальцев в подкорку вползает смерть
горячим клубком и под утро от боли ноет.
и ты просыпаешься.
резко, как от апноэ.
недели бессилья. не время для полумер.

горячим клубком же под боком свернется жизнь,
в каких-то двух дюймах на скомканном льне кровати.
и голос, который когда-то шептал "держись",
сегодня бормочет сквозь сон "успокойся, хватит".
и ты засыпаешь.
как хрупкая кукла в вате.
сигналы в эфир, словно птицы, уходят ввысь.

и если вокруг все звенящей войной больны,
останется только сквозь сердце растить надежду,
ему позволять от любви - не от боли - ныть,
приюта искать не в окопах, ладоней между.
и ты видишь сны.
они яркие, как и прежде.
и в них никогда не случалось такой войны.

как будто бы время берет меня на слабо,
следы от него не кровавы, всего лишь пеги.
сквозь боль для тебя — мой мучитель, насмешник, бог...
позволь мне остаться, не думая о побеге,

позволь мне дышать, чтобы хрипло ответить "лю..."
и жить, и молиться о будущем, не о бывшем,
и боль возводить вместо господа в абсолют.
но ты ведь не слышишь, годами меня не слышишь,

и с каждым ударом все яростней входишь в раж.
бежать бы, пока от самой не осталась копоть.
но ты моя крепость и ты мой неспящий страж,
впустивший под ребра до самого сердца когти,

пустивший по венам незримый горячий яд,
который любовью назвать не хватает веры.
но я для тебя. и в стотысячный день подряд
иду умирать от руки твоей, будто в первый.

и каждый из нас для другого рожден, клеймен —
насмешника, бога, мучителя, святотатца.
я здесь, я в руках твоих, в сотнях твоих имен...
позволь мне уйти, чтобы мочь навсегда остаться.

Разговоры на грани вирта, признания в любви всему форуму, неожиданные выводы и странные сюжетные повороты. А как вы проводите свои 38,7?

Инстаграм предлагает мне фото неба, городских улиц и татуировок. Наверное, в этом много меня.

Драже Берти Боттс на самом деле феерическая гадость. Особенно со вкусом мыла. После него хотелось вымыть язык самым настоящим мылом, чтобы избавиться от навязчивого ощущения.

Тепло и радостно на душе, когда человек, с которым ты не играл и не общался, вдруг приходит к тебе, чтобы лично сказать, как ему нравится, как ты пишешь.

Мне нужно больше эпизодов. Чтобы остаться жить в виртуальности.

На улице потеплело, батареи по-прежнему жарят, но отчего-то в комнате зябко и мерзко. Мерзнут кончики пальцев. Капаешь в чай егерь, самую малость, потому что пить нельзя, но очень хочется.

Новогодняя ночь. За окном плюс. Внутри минус. Миска салата, мясо в духовке, бутылки в ведре. Каждый уткнулся в свой экран, в свою переписку. Тишина в доме.
На балконе тоже тишина, только другая, мягкая, со звуками на периферии, не нарушающими общую гармонию.
Первая сигарета докурена.
Люди куда-то едут, бегут, идут. У них в руках звенящие пакеты, обернутые фольгой контейнеры с угощением, шелестящие упаковкой подарки. Пьяный парень уверяет в трубку, что любит ее больше жизни, что непременно успеет к полуночи, обнимая на ходу за талию не менее пьяную девицу, которая старательно не ржет в чужой микрофон. Старушка степенно выгуливает карликовое недоразумение. Подростки швыряют снежки в чужие машины.
Вторая сигарета докурена.
Там, вдалеке, мерцают огни. Еще не вспышки фейерверков, просто привычные фонари и лампы. Сегодня светится больше окон, чем всегда, никто не хочет спать. Почти никто. Я хочу. Но это обман, потому что стоит лечь — и не уснешь до утра. Как обычно.
Третья сигарета докурена.
Я еще успею уехать. Чтобы никому не мешать и не портить ночь своей кислой рожей. Нет, не кислой. Никакой. Мимические мышцы не подчиняются, это не как анестезия стоматолога, это просто паралич. Наверное, так себя ощущают при инсульте. Но мой мозг здоров. Психика нет. Годы работы, годы бесконечной войны, которые все равно ведут к поражению. Почему не поддаться?
Четвертая сигарета докурена.
Этаж тоже четвертый. Так легко перегнуться через край балкона, перебросить через бортик ватное тело и упасть. Головой вниз, на землю. Или на крылечко у подъезда, если повезет. Этаж всего лишь четвертый, и это вряд ли поможет. Те, кто остались в квартире, не виноваты, что я депрессивный урод, не желающий жить и не умеющий радоваться. Они не заслужили объясняться со скорой, полицией, соседями. Мамой моей, в конце концов. Замотанные вызовами врачи не заслужили собирать паззл по имени Линн.
Пятая сигарета докурена.
Можно подняться выше, но я уже не одна, мы просто молчим, каждый вдыхает свой дым, и приятно думать, что сюда пришли еще и из-за меня. Хотя я этого не просила и не ждала, да и вообще так паскудно и уродливо выглядит уход. Как дешевая демонстрация, от которых все уже устали. Привыкли и забили. Да и правильно, в общем-то. Не нужно кормить чужих демонов, иначе они откусят руку по локоть. По плечо. По шею — вместе с головой. Это ничего. Тварям нужна тишина. Тогда они перестаю дергаться на звук, как цепные псы, уходят в свой угол и сворачиваются до поры клубком.
Шестая сигарета докурена.
Дружба это усилия. Может, у кого-то иначе. Кому-то легко и беззаботно, и не нужно переступать через себя. Не нужно напоминать себе, что это общение, помощь, сочувствие, а не только повышение градуса и истерики на ровном месте. Жаль, что в стартовый комплект не включили телепатии. Быть человеком очень сложно. Я не знаю, чего от меня ждут, как я должна себя вести и почему мне говорят эти вещи. Я хреновый друг. Вывод, достойно завершающий цепочку из «я ужасная дочь» и «я паршивая любовница».
Седьмая сигарета докурена.
От их количества кружится голова и немеют кончики пальцев. Или от холода. На термометре плюс, но ведь все равно декабрь. Уже почти январь.
В квартире тепло. Можно выпить кофе. И просто выпить. Сделать заготовки для пирога. Сделать вид, что все в порядке.
А потом надраться до зеленых чертей и делать глупости. Радоваться. Смеяться. Любить.
Выжигая себя дотла.

Дружба и любовь лишь иллюзия больного разума, который не способен на одиночество. Люди вместе лишь до тех пор, пока им это удобно.
Помни об этом.
Помни о...
Пом...
Помоги мне...

И правда, зачем тратить последние деньги на психотерапевта, если можно просто купить флуоксетин и лития карбонат, которые стоят довольно-таки дешево, обожраться ими до икоты и надеяться, что печень не начнет снова отваливаться.

Меня заебали эти люди, которые должны помогать, но по факту просто прожигают твои ресурсы: финансовые, временные, моральные.
Мозгоправ не лор. Лора сменить куда как проще. Он не лезет в душу, только в ухо. Перед ним не нужно обнажать болевые точки, только красное горло. Пересказывать страшные события прошлого, достаточно лишь упомянуть, чем и как лечилась.
Вот только лор-то у меня отличный, пусть и в государственной поликлинике.