Память требует жертв
говорят, что февраль, но у неба сырая осень.
то ли градусник врал, то ли впрямь тридцать семь и восемь,
я почти что жива, я почти что смогла подняться.
темноты жернова продавили гортань до мяса -
ни сказать, ни вдохнуть, и от слов за грудиной больно.
все так ждали весну, а она не дошла до дома
еще в прошлом году - выживай теперь в серой стуже,
в персональном аду, где никто никому не нужен.
нейролептики пить, обнимать на диване кошку,
убегать от тоски, убеждаться, что понарошку
эта стылая хмарь, не реальность, загробный голос.
говорят, что февраль - в кошельке по-январски голо
и сжимают кольцо обреченность и бесполезность,
это страха лицо, это хищный оскал болезни.
то ли градусник врал, то ли впрямь тридцать семь и восемь,
я почти что жива, я почти что смогла подняться.
темноты жернова продавили гортань до мяса -
ни сказать, ни вдохнуть, и от слов за грудиной больно.
все так ждали весну, а она не дошла до дома
еще в прошлом году - выживай теперь в серой стуже,
в персональном аду, где никто никому не нужен.
нейролептики пить, обнимать на диване кошку,
убегать от тоски, убеждаться, что понарошку
эта стылая хмарь, не реальность, загробный голос.
говорят, что февраль - в кошельке по-январски голо
и сжимают кольцо обреченность и бесполезность,
это страха лицо, это хищный оскал болезни.