Мой отъезд из города сильно повлиял на мать.
Да ладно, какой отъезд, мое бегство из чертова родного города, в котором не было ни сил, ни желания жить, а ползти на кладбище, предусмотрительно завернувшись в простыню и прихватив с собой саперную лопатку для самозакапывания, было еще как-то рановато.
Она теперь всего лишь наблюдатель моей жизни, наблюдатель ее аудиоверсии, и я умею совершенно честным голосом рассказывать, как учусь не покладая рук, ног и глаз, хотя только что выползла из койки после ночи секса.
И она пытается адаптироваться, быть современнее, проникнуть в мои интересы и мой мир, чтобы не отстать безнадежно и непоправимо, хотя отстала уже давно, и не догонит никогда, и никакие попытки искренности не компенсируют лет недоверия, да что там, морального террора. Вот, ходит на концерты и в кино, посетила даже Тарью, хотя ничерта не поняла (на английском же), но "поет очень красиво".
И каждый раз пытается взахлеб рассказывать обо всем, что видела, слышала, делала, а я пытаюсь делать вид, что мне это интересно, и я все еще вроде как часть ее жизни. Иногда я ловлю себя на мысли, что мне почти жалко ее, но тут же перестаю жалеть.
Кто бы спорил, она много для меня сделала, вырастила, подняла, когда не стало отца.
Но слишком много и не сделала. Материальная сторона вопроса, хоть и важна, никогда не станет базой хороших отношений, уважения и любви.
И этого уже не исправить.
Но будучи здесь, я не ненавижу ее. Мне просто все равно.
Мы можем легко относиться к любому человеку, чье присутствие в нашей жизни можно оборвать нажатием красной кнопки отбоя.