Каждому веку свои герои, свои имена.
Каждому веку свои спасители, свои разрушители, своя серая масса.
Пассионарии, если угодно, сила, движущая мир, сила, вращающая эту бесхозную планетку.
Каждому веку свои лица и свои души.
Свои хранители и свои искусители.
Тяжко хранителем быть. Тут слезки утри, там удержи за шиворот у опасного перекрестка, здесь поговори, а потом еще и спать уложи, еще и сказку на ночь прошепчи, чтобы сны были крепче и слаще.
Тяжелая работа, неблагодарная.
Демонам-то что, развлечение, захотел - присвоил себе неосторожную душу, захотел - мимо прошел, больно надо.
Глядь, а на бордюре сидит хранитель, слезы по лицу размазывает. Да еще горькие какие, рыдает, как дитя малое. Устал, бедняга, умаялся. Демонам что, мимо пройти, плюнуть, да растереть. Или фляжечку предложить, опять же, по-свойски, по-змейски.
Зареванный ангел-то, может, и выпьет, так легче ему не станет. Только похмельем с утра маяться будет, крылатенький, откуда ему пить-то уметь, в самом деле. И с больной башкой пойдет назавтра снова по своим неотложным вопросам, коленки разбитые зеленкой замазывать, разбитое сердце пинцетиком собирать. Мало ль трудов у него, болезного.
А демоны-то, демоны шатаются и улыбаются загадочно. Погулять они вышли, воздухом подышать. Ну вот как человек на прогулке мороженым лакомится, так и они - вдруг сладкий пломбир чужих эмоций захочется. В вафельном стаканчике, пожалуйста.
Бегают, бегают хранители, ног под собой не чуют, пятки аж горят. А потом один встанет посреди дороги, плюнет, выматерится неумело и демонюгу звать начнет. Мол, Сашааааа, выходи во двор, мороженое есть будем, не пойду я больше по делам своим ангельским, надоело, чесслово.
Демонам и не жалко.
А чего нам жалеть-то?