Бледные дети судеб не имеют лица, а только лик. Живую карнавальную маску, за которой прячут свою гладкую кожу, и только в прорезях проступают под острым углом света глаза без белков, глаза, наполненные зрачком наполовину.
Они бродят по миру, стучась во все двери, и горе тем, кто успеет открыть – и горе тем, кто не успеет. Только мелькнувшая тень, крик хищной птицы и острое перо на пороге. Поставь его в вазу, налей вина – и прорастет оно цветком без названия, чьи лепестки источают сладкий яд, тягучий дурман.
Бывает, что они приходят через окно и смотрят сквозь занавески, как дремлет на постели беременная жена, прижимая к вспухшему животу мягкую ладонь. Смотрят и шепчут свои сказки, чтобы нерожденное дитя развернулось к ним, обратилось вслух, а после забилось, стремясь вырваться наружу из теплого и уютного кокона – и тогда женщина закричит, проснувшись, не в силах остановить рождение, и у пришедшего в мир младенца будут бездонные глаза с едва обозначенными радужками, которые видят слишком многое.
Бывает, что они скребутся сквозь стены, и собака захлебывается лаем, а кошка выгибает спину мостом, щетиня усы, а маленький мальчик или маленькая девочка, позабыв разом свои игры, прислушивается к шороху камня, к плачу бетона, к крику боли раскрошенного песка, и сжимаются крохотные кулачки, подбирая с пола карандаши – непременно обеими руками сразу, белый в правую и черный в левую, и тогда на бумагу ложатся слова, которые не может прочесть никто.
Бывает, что они плещутся в аквариумной воде, и подросший сын, повзрослевшая дочь на миг обращается в слух, натягивается струной, готовясь завибрировать от малейшего касания, а после погружает лицо в прозрачную воду, и она бурлит вокруг них, пенится на стремительно холодеющей плоти, и кипят их глаза, растворяя белки, вываривая их в густой бульон, и последние росинки падают на ладонь.
Бывает, кто-то стучится в дверь трижды, а после еще двумя ударами, и красивая девушка, стройный юноша вскакивает со своего места, всматриваясь сквозь дерево и металл, а после мягким шагом идет открывать, и из коридора не слышно ни голоса, ни щелчка замка, и с вешалок не пропадают ни куртка, ни разноцветный шелковый шарф, еще недавно подаренный на семнадцатый день рождения, но на коврике у порога нет следов, и никто не видел, куда ушел единственный ребенок.
Бывает, что поседевшая мать просыпается ночью от крика хищной птицы и видит сидящее на подоконнике дитя, молча разглядывающее спящих, которое улыбнется, поймав взгляд своими черными глазами и нырнет за окно, растворяясь в темноте и роняя на пол у потревоженных занавесок пару острых маховых перьев, которые мать тайком укроет в своем шкафу и будет ждать следующего солнцестояния, чтобы пополнить коллекцию и поймать еще одну странную улыбку.
А где-то тремя этажами ниже еще не проснулась от собственного крика беременная женщина, чей младенец уже услышал зов из-за хрупкого стекла.