Кто-то весну в этот год позабыл включить, И вхолостую небесные бьются лопасти. Кожа трещит, начинает гореть и лопаться, Первый росток пробивается из ключиц,
И через тело проходит земная ось, Дышим и хвалимся в теле своем деревьями. Господи-боже, какие мы твари древние, Холод течет через горло и грудь насквозь.
В клетке ресниц высыхает твоя слеза, Права быть сильной цепляешься так отчаянно. С каждым столетием ширится круг молчания, Меньше любимых, которым могла сказать.
Вспыхнет весна, и польется с небес вода, Вымоет тропы, которыми в вечность шастали. Здравствуй, мы будем, конечно же, очень счастливы Где-то теперь, но уж точно не навсегда.
Многие в конце концов пишут про Украину, Крым и всю эту ситуацию в целом. Не хочу, не буду.
Это ведь информационная война. И чем больше люди сталкиваются лбами, рвут друг другу глотки за свое мнение и свое видением происходящего, тем она успешнее.
А еще я аполитичный ежик. Колючками вовнутрь. Мне и без этих ваших политик есть о чем пострадать.
Если молчишь, тишина проникает в жилы, Травы горчат, и на землю приходит тьма. Свет мой, скажи, почему мы остались живы, Солнце во мне разрастается бурно, лживо, Вьется дороги в руках тесьма.
Семя под землю уходит корнями чутко. Рву свое горло, о прожитом не скорбя, Чтоб родились наконец-то стихи-ублюдки, Ночью зачатые от тебя.
Март превратился в апрель, безмятежно-синий, Лед был проломлен носами голодных рыб. Только молчание тянет назад в трясину, Это не больно – всего лишь невыносимо, Рваться к тебе через все миры.
Слушай меня. Только голос уже стихает, Это не сон, это нечто повыше сна. С пальцев сочится не ставшее здесь стихами Сердце. И падает тишина.
Одногруппнице парень подбил глаз. Она плачет и пишет заявление в полицию. У второй парень скоро уходит в армию, и она плачет, что не увидит его целый год. Третья не может выбрать между двумя парнями. И, конечно же, тоже плачет Одна я без парней и без слез. Но они не знают, почему.
Я люблю метро. Там темно, и мертвые близко. Это дает мне силы. Кому-то весна и солнышко, а кому-то земная тьма.
А еще там, в тоннелях, не ловит интернет, от которого мне не хватает воли отказаться самостоятельно, и когда пропадает связь, можно уткнуться в книгу и ни о чем не думать. Не ждать звонков, не проверять сообщения. Я могу несколько часов пересаживаться с ветки на ветку с книгой в руках.
Как тебе спится? Жаркие ночи, Пыльные бури, боль в голове. Запах полыни горек и сочен, За полночь в доме все теплится свет. Как тебе спится? Шорох оливы, Крик в отдалении смолк – тишина. От Иордана до Тель-Авива Ярость толпы нелепа, смешна, Мимо проходишь, слыша осколки Слов, и проклятий, песен, осанн. Люди не люди – псы или волки, Пепел седой прилип к волосам. Как тебе спится? Тьма обжигает, С моря идущая или с земли. Смотрит из окон вечность живая, Ветер и дождь следы замели, Крови на камне, на копьях солдатских, В гордой гармонии снова крылат, Жизнь отдаешь вину или цацкам… Как тебе спится, Понтий Пилат?
Неужели я наконец-то выдрессировала окружающих не поздравлять меня с рождеством/масленицей/пасхой/что там еще у нас нынче модно? И ведь ладно бы это были воинствующие веруны, несущие свои идеи в массы. Нет, это просто примазавшиеся, для которых тренд православия важнее собственной морали. Ведь можно не сидеть на посту, зато потом обожраться куличами, разукрасить яйца и напиться. А если и сидеть на посту, то продолжать трахаться, материться и ходить по увеселительным заведениям. А если и вести себя достойно, то вещать всем налево-направо, что они все сгорят в аду, и только им, идеальным, крылышки к спине приклеят и нимб к башке приколотят (осуждение и гордыня как бы грехи, не?)
Но ура, меня перестали поздравлять сворованными друг у друга картинками и стишками и ждать ответных поздравлений. Ушло всего-то лет пять замечаний, предупреждений и откровенных матов.
Фразой, сделавшей мой вчерашний день, было: — Доктор регенерировал! — Воистину регенерировал!
В моих закромах лежат результаты по опроснику Кеттелла за 2008 и 2010 год. Прошла еще разок. Ну, что я имею вам сказать?
В 2008 году клинические шкалы были в пределах нормы. Сейчас: "НЕВРОТИЗАЦИЯ ПО "NT" ТИПУ! ПСИХОПАТИЗАЦИЯ ПО "SC" ТИПУ! БОЛЬШАЯ ВЕРОЯТНОСТЬ "PA" РАССТРОЙСТВ! БОЛЬШАЯ ВЕРОЯТНОСТЬ "D" РАССТРОЙСТВ! Где NT - неврастения SC - шизоидность PA - паранойя D - депрессия.
В промежутке проскальзывал истерический тип, сейчас ушел. Повышение контроля над истерикой.
Снижение коммуникативности.
Ушла женственность, проявился радикализм (раньше был среди латентных факторов).
Ненавижу весну. Накрывает от любого случайного слова, строчки, песни, образа, рисунка. Грязные гнилые стихи. Не творчество. Твари. Я бы хотела уметь выражать это иначе. Не писать. Молчать. Но тишина разорвет меня. Простите.
Голова вся раскалывается, аж Трещит, систолическое - за двести. Доктор хмурится "это у вас форсаж, Или проще - шило в известном месте, Вот вам антибиотики, дарсонваль, Бумаги о том, что режим постельный".
Ползу, брюхом сцарапываю асфальт, Смотрю за братишками, что взлетели, Разорвали оковы - холодный лом. Разрушили насланный сон глубинный.
Ближе к солнцу мой брат шевелит крылом, Рычат у него под ребром турбины. Но я тоже хочу себе два крыла, Сорваться с крючка, улететь красиво.
Я рубашки одиннадцати сплела Из стали. Нигде не нашла крапивы.
Буквы это капли крови с кончика карандаша, Точка, точка, запятая, сумрак словом отгонять. Солнце встанет, ночь умолкнет, станет проще продышать Имя собственное, вечный ком голодного огня.
Музьи дети кривы-косы, каждый выбранный урод Проедает в пальцах дыры, тянет-манит к острию. И ворочается в теле, щерит влажный грязный рот Злой осколок вдохновенья, попросивший здесь приют.
Говорят, что так прекрасны рифмы, песни, перезвон… Это вы еще в потемках не слыхали голоса. Оборваться вместе с словом… может, скажут – повезло, Передохли твари в сердце, заставлявшие писать.
Не мы пишем стихи, а стихи нас. Они себя выговаривают, и мы в них звучим. Закольцованность творца-творения бесконечна, нет ни начала, ни конца, нет первого и последующего, есть только гулкая безграничная пустота в центре колечка. Бездна, в которую мы смотрим и которая смотрит в нас.
Говорить мне аргументы в духе «ты же девочка» бесполезно и бессмысленно хотя бы потому, что я недодевочка, такой вполне себе гибрид, выродок, существо непонятного вида, физически женского пола, но зависшее где-то между гендерами.
Я не умею и не люблю краситься, быть женственной, подбирать одежду, контролировать мимику и жесты для большей их обольстительности и красоты. Максимум — тушь на ресницах, густая жирная подводка по большим праздникам (читай, концертам) и осыпающаяся клочьями пудра. Вечно спутанные, вздыбленные волосы, никаких причесок, разве что кривой хвостик, чтобы патлы не лезли в глаза. Никаких украшений. Кольца, серьги и пентаграмма на цепочке — не декорирование себя, а моя часть, продолжение тела, выражение внутреннего металла вовне. Где-то на вешалках болтаются пара платьев и юбок, но меня трудно вытряхнуть из джинсов и футболок, из удобных тапок без каблуков. Лишь бы было удобно, условно чисто, не порвано, ну и нравилось мне. Не розовенькое.
Я не умею и не могу оценивать мужскую красоту, это что-то аморфное, зато на красивых женщин готова пялиться часами. Но не желать им подражать, создавать с собой нечто подобное. Да, я могу обернуться на улице вслед проходящей симпатичной девушке.
Я не люблю и стараюсь не показывать слабость, боль, страх. Да, здесь, в текстовом формате, я могу высказывать наболевшее, накипевшее. Но я не признаюсь об этом вслух, не попрошу помощи ни у кого, кроме пары самых близких и важных, да и у них вряд ли. Меня проще взять «на слабо», чем уговорить, выпросить что-то.
Я не люблю и не умею решать конфликты дипломатически, переводить все в шутку, сглаживать острые углы. Проще решать все силой, агрессией. Это травмоопасно, да. Но улыбаться и заискивать претит, да меня просто тошнит от этого, от необходимости прогибаться, пропускать мимо ушей.
Нет, я не мужик, конечно. Я, так сказать, девочка. Недодевочка. Что-то около того.
Прячу наш мир, чтобы Спасти. Маскирую фразами. Оборотни мы оба, Родной мой. Только по-разному. (с) Аля Снег
У тебя на спине выступающие позвонки И горячие пятна колючих смешных лопаток, Только шея тонка. И запястья твои тонки, И глаза – междумирье, цветные куски, заплатки.
Чиркнешь ногтем – кровит, расползается шкура на раз, Выпадаешь на свет, по-змеиному корчишь тело. Закрываешь глаза – мира нет. Или больше нет глаз. Мир двухмерен и прост – ограниченный в срез постели.
И на сотню рождений отмерена сто одна смерть, Прячешь душу, спасать – бесполезная трата силы. Выдыхать не уметь. И дышать уже больше не сметь. Выпускать в себе тварь. В искажении быть красивым.
Кровью выблевать «лю…». Обещать возродиться добрей. Не смотреть, но все видеть сквозь тонко-бумажные веки. Сколько ходит вокруг – обращающихся в зверей, И лишь ты обращаешься изредка в человека.
Не люблю идти, ехать домой с кем-то. Чужое присутствие посягает на мое общение с дорогой. В пути я остаюсь наедине с музыкой, с текстом. На мой взгляд, быть постоянным попутчиком — верный способ испортить отношения. Дорога предполагает одиночество. Иначе ты ничего на ней не найдешь.